Старость в твоих руках

«Я умер раньше, чем меня похоронили» — такую надпись заказал себе на могилу друг моего отца.

Есть талантливые люди, умные, добрые, интересные. А есть — уникальные. Этот человек был потрясающим и очень успешным детским поэтом, удачливым бизнесменом, замечательным коллекционером. Его любили друзья и конкуренты. Даже в зрелом возрасте, за семьдесят, он не только сохранил способность влюбляться, но и вызывал в женщинах любовь, независимо от их возраста. Таким же был мой отец, поэт Игорь Холин. Таким же был дедушка моей подруги, тоже поэт. (Теперь мне кажется, что это характеристика поэтов.) И все эти люди не хотели жить — с того мгновения, как их тело перестало соответствовать их образу жизни. Зачем жизнь, если не можешь ею наслаждаться? Если тебя уже не хватает на любовь, на приключения, на безумства? И все они умерли как будто запланированно — почти неожиданно, почти немучительно. Как будто кто-то удовлетворил их просьбу больше не жить.


Человек может начать умирать раньше, чем остановится его сердце. Одни цепляются за жизнь, сожалеют, отказываются принимать смерть, даже если находятся уже почти в том самом туннеле, где свет. Другие отпускают, смиряются с концом, удовлетворенные тем, что многое в жизни испытали. Но речь, если честно, не о смерти. Речь о старости. О той старости, которая наступает до морщин, до недугов, до седины. Постареть можно раньше, чем это начнет делать твое тело.

Однажды, года в 33, в какой-то спокойный и домашний период жизни, я вышла из квартиры, вызвала лифт и прислушалась к шуму на лестнице. Заглянула туда, увидела каких-то подростков — они пили пиво, курили. И тут меня одолел такой мелко-мещанский страх — мол, что тут за всякие шляются, шумят, мало ли что. Через секунду я расхохоталась — настолько я сама себе показалась старой перечницей.

Обычно люди такие вещи за собой не замечают (не будем обманывать друг друга). Еще вчера ты напивался на опенэйре, блевал себе на штаны, отмывал их водой и шел дальше танцевать, а сегодня ты уже все вечера проводишь за сериалами и понятия не имеешь, что происходит там, в мире, где люди отчаянно ищут самих себя. Раньше ты жаждал впечатлений, открытий, а сегодня просто меняешь отель три звезды на четыре, потом на пять и считаешь, что это и есть перемены. Ты постарел. Захлопнул двери и окна — и теперь используешь только те знания, те представления, которые у тебя уже есть. Воздух затхлый, зато тепло.

У любой новой культуры, у каждого нового поколения свои огрехи, свои заблуждения, но они создают и много нового, увлекательного. Мы берем знания у родителей, у своих авторитетов, но те почему-то не хотят потом получать от нас знания взамен. Хотя есть ощущение, что все так и задумано: сначала учишь ты, потом учат тебя.

И вот общаешься с людьми — и понимаешь, что они «не в теме». Не знают, что происходит там, внизу, в той жизни, где совершаются культурные революции, меняются представления о красоте, стиле, о том, что такое интересно, а что скучно, что такое добро, а что зло. Времена меняются, а между новым и старым поколением как будто триста лет пропасти, как будто одни — в Восточном, а другие — в Западном Берлине времен разделения Германии.

В сериале Younger/«Молодая» женщину, которая в 40 лет после развода искала, да не нашла работу (нет опыта, была домохозяйкой), подруга уговорила выдать себя за 20+. Да, это комедия/трагедия, и там многое утрировано, но с самого начала зритель видит, что героиня ничего не понимает о поколении, которому 25. Она не знает ни кумиров, ни музыкантов, ни клубов, ни баров, ни дизайнеров, ни актеров, ни социальных медиа — не знает, где и с кем тусуются все эти молодые. Табула раса.

В другом сериале, Girlfriends guide to divorce/«Инструкция по разводу для женщин» — та же ситуация. Героиня развелась — и поняла, что отстала от жизни лет на двадцать. Притом что она успешная писательница, а не отчаявшаяся домохозяйка.

Понятно, что дети, например, выбивают из колеи на несколько лет. Но есть же люди, у которых хоть пятеро детей, а они везде бывают и веселятся, и напиваются, и живут полной жизнью. Потому что дело не в том, что с годами появляется ответственность, а в том, что пропадает интерес. Люди перестают развиваться.

Мой прекрасный друг Валерий Зеленогорский стал писателем уже после пятидесяти. Раньше он занимался праздниками/вечеринками для банков, а потом написал дико смешную книгу «В лесу было накурено». И пишет до сих пор — не остановить. Система его раздражает (у нас сейчас с издательствами, правда, катастрофа), поэтому он строчит свои замечательные короткие истории в фейсбуке. Мало того, у него активность как у 15-летнего подростка: он всюду ходит, напивается вдрызг, влюбляется как Ромео.

Другой чудесный друг, Виктор Майклсон, в 60 лет не может без вечеринок, без клубов, он пляшет и развлекается всю ночь, и при этом работает столько, что все время вызывает во мне чувство стыда за себя. Он всю жизнь делал рекламу, год назад занялся ресторанным бизнесом — и был самым счастливым человеком, потому что осуществил свою мечту. Он знает все тренды, все нюансы всех новых субкультур, он понимает современную моду. С ним интересно именно потому, что он не застрял в тех представлениях о мире, которые были актуальны во времена его молодости, как все те люди, которые ходят посмотреть на 12-й состав каких-то рок-групп, где из оригинальной команды остался только клавишник, да и за того работает скорее Паркинсон, чем вдохновение. (На Rolling Stones или на Игги Попа ходят люди всех возрастов, потому что они до сих пор потрясающие. Я имею в виду именно те банды, ценность которых определяется лишь ностальгией.)

Конечно, совсем не обязательно в 45 лет шляться по танцулькам, если на то нет желания, но ничего не знать о современной культуре, о том, что происходит, как меняется жизнь и что появляется нового — о боже мой, это скучно и ужасно. Жизнь как будто останавливается. Как будто после 30 ты начинаешь мумифицироваться.

Вот честно, старость — она только в уме. Мозг — это наш двигатель, только он побуждает с температурой 39,1 встать и поехать за украшением COS в полцены на другой конец города (а после ты странным образом выздоравливаешь). Если мозгу неинтересно, если он не хочет узнавать, понимать, разделять, восхищаться, наслаждаться — все, ты уже старый. Жди. За тобой придут. Правда, иногда смертный приговор ожидают лет 30. Но вот вопрос: разве это жизнь?

Арина Холина