Израненная российская экономика

Российская экономика ближе к кризису, чем думает Запад или Владимир Путин, считает The Economist. Проблемы падения цен на нефть, санкций и слабого рубля не стояли бы столь остро, если бы нефтедоллары не распределялись исключительно в пользу госсектора, считает издание: России сейчас просто не на что опереться, чтобы разогнать экономику.


«Российские экономисты спорят о том, как скоро экономике грозит полномасштабный коллапс. И большинство думает, что еще пару лет можно продержаться. Однако весьма вероятно, что дела пойдут гораздо хуже гораздо раньше», — говорится в статье, опубликованной в свежем номере журнала The Economist под заголовком «Российская экономика: это тупик». Подверстанная к ней статья («Россия: израненная экономика») озаглавлена: «До кризиса ближе, чем думает Запад или Владимир Путин».

В списке проблем, вставших перед нашей страной, еженедельник обошелся без сенсаций: падение цен на нефть, санкции, ограничившие доступ к иностранным кредитам; падение курса рубля, вызывающее инфляцию и снижение потребительского спроса.

Главная проблема не в этом, а в состоянии, в котором российская экономика встречает эти вызовы.

Темпы роста ВВП России, напоминает журнал, начали замедляться до конфликта с Украиной, введения санкций и падения нефтяных цен.

«По одной из версий, весь украинский конфликт — ответ на экономический вызов, попытка пройти кризис на патриотическом подъеме, который не даст упасть популярности президента Владимира Путина, несмотря на то что он не сможет дальше обеспечивать улучшение качества жизни», — пишет The Economist.

В 2007 году, напоминает журнал, нефть стоила $72 за баррель, но экономика сумела вырасти на 8,5%; в 2012 году цена барреля была $111, но экономический рост составил 3,4%. В 2010–2013 годах, при высоких ценах на нефть, чистый отток капитала из РФ составил $232 млрд — в 20 раз больше, чем в 2004–2008 годах.

Нефтяные сверхдоходы во времена дорогой нефти поступали в стабфонд, позже разделенный на два фонда. Многие производители и экономисты критиковали и продолжают критиковать такой подход, считая, что именно это лишило экономику страны необходимых ресурсов. Зато, как пишет журнал, за время дорогой нефти Россия сумела накопить $570 млрд — почти треть ВВП, что сослужило ей хорошую службу в кризис 2008–2009 годов, когда правительство потратило $220 млрд на рефинансирование банков и поддержание курса рубля.

Дальше деньги потребовались на повышение зарплат и пенсий, а также на модернизацию армии — «во время снижения нефтяных цен в 2008–2009 годах страна увеличила расходы на 40%». «Рост военных расходов на 30% по сравнению с 2008 годом стал одной из причин отставки осмотрительного министра финансов Алексея Кудрина в 2011 году», — напоминает The Economist. С тех пор, несмотря на рост цен на нефть, золотовалютные резервы РФ перестали расти.

В то же время российские компании стали активно осуществлять заимствования на Западе, увеличив внешний долг на $170 млрд в течение двух лет. Здесь журнал ссылается на мнение главного экономиста Sberbank CIB Евгения Гавриленкова — он считает, что большая часть этих заемных денег осела в офшорах. Экономист Института Гайдара Кирилл Рогов пояснил изданию, что в ситуации, когда компания в любой момент может быть поглощена в пользу госструктур, выгоднее хранить деньги за рубежом и к тому же иметь большой внешний долг, делающий ее менее привлекательной добычей.

«Вместо того чтобы готовить себя к кризису, Россия сама готовила кризис себе», — цитирует Рогова The Economist.

Внешний государственный долг РФ сейчас составляет всего $54 млрд (данные Минфина на 1 октября 2014 года). Еще $500 млрд приходится на российские компании. К концу 2015 года им нужно заплатить $130 млрд, что будет затруднительно в условиях санкций. Вот когда России понадобятся ее резервы.

Международные резервы ЦБ РФ (данные на 1 ноября) составляют $429 млрд (журнал, впрочем, пишет о $370 млрд, принимая в расчет только резервы в иностранной валюте и не включая монетарное золото, резервы в МВФ и счета в СДР). Но, подчеркивает The Economist, часть из них находится в государственных фондах (часть средств Резервного фонда и Фонда национального благосостояния, номинированная в иностранной валюте и размещенная на счетах в Банке России, также входит в состав международных резервов. — «Газета.Ru»), некоторые из активов которых «весьма сомнительны». Как указывается в статье, в них входят «даже акции госбанков и долговые обязательства Украины, которые обесценивает внешнеполитическая агрессия Путина».

В итоге, по подсчетам еженедельника, государство может высвободить для нужд компаний лишь $270 млрд, что уже меньше, чем выплаты по облигациям в ближайшие два года.

Но главная проблема даже не в размере внешнего долга или качестве резервов. По мнению The Economist, чтобы сейчас разогнать российскую экономику, нужно создавать условия для конкуренции, что невозможно в стране, где присутствие государства во всех сферах только растет (здесь журнал вспоминает историю с ренационализацией «Башнефти»). «Чтобы возобновить рост, понадобятся инвестиции и, что гораздо более важно, реформы. Конкуренция — то, что нужно России больше всего, и то, чего больше всего избегает Путин. Энергетический сектор, составляющий 20% ВВП, вот уже 10 лет растет в среднем на 1% в год, — напоминает еженедельник.

—
Теперь он (Путин. — «Газета.Ru») окажется перед выбором — и дальше поддерживать неэффективный энергетический и военно-промышленный комплекс или сделать ставку на более динамичный малый и средний бизнес. От Путина ждут заявлений о либерализации экономики в декабрьском послании Федеральному собранию. Но если он останется верен себе, то в кризис будет полагаться на госсектор, которым управляют его друзья, и не пойдет на снижение контроля и повышение доверия к частному сектору, что потребовало бы реформ и в конечном итоге политической свободы».

«Годы клептократии разложили страну. Большая часть благосостояния государства распределилась среди друзей Путина, — резюмирует The Economist. — Если бы Путин тратил больше времени на то, чтобы укрепить экономику, а не на то, чтобы обогатить своих друзей, он не был бы сейчас так уязвим».

Екатерина Мереминская