О самой малоизвестной территории страны — сельской местности — рассказывает эксперт, ведущий научный сотрудник Института географии РАН, доктор географических наук Татьяна Нефедова.
— Ваши коллеги, урбанисты и регионоведы, уже выступавшие на страницах «Новой», рассказывали преимущественно о судьбе больших и малых городов. Но гигантская территория между этими городами остается terra incognita. Что происходит сегодня с российским селом?
— Сельское хозяйство и сельское расселение в значительной степени привязаны к природным условиям. В соответствии с ними нашу страну можно разделить на пять неравных частей.
Первая — огромная периферийная зона, которая занимает более 40% площади России. Это территория с самыми сложными природными условиями — северная часть Сибири, Дальнего Востока, европейский Север. Там невозможно занятие растениеводством, плотность сельского населения не превышает 1 человека на кв. км, а природные ресурсы исторически осваивались очагами.
Таежную лесную полосу от Карелии, Республики Коми и Архангельской области до Амурской области и Хабаровского края тоже можно отнести к периферии страны. Тут люди в основном жили и живут лесом, освоение территории шло исключительно по долинам рек, а плотность населения также низка. В советское время сюда было искусственно «затянуто» сельское хозяйство со специализацией, не свойственной природным условиям. Держалось оно на огромных дотациях и сейчас по большей части свернуто. Это еще более 20% территории России. То есть на двух третях территории страны нет ни сельского населения, ни условий для растениеводства.
Третья зона — это классическое староосвоенное Нечерноземье. В этой зоне тоже преобладают лесные ландшафты, однако здесь существовало хоть и дотационное, но довольно развитое сельское хозяйство. Здесь выращивали дорогое зерно с низкой урожайностью, разводили скот с низкой продуктивностью. Когда дотации кончились, сельское хозяйство начало «сжиматься».
Четвертая зона начинается с Курской, Белгородской областей, частично затрагивает Поволжье, юг Урала и Сибири. Ее сердцевина — равнины Северного Кавказа, особенно Краснодарский и Ставропольский края. Именно эта Черноземная полоса — надежда и опора нашего сельского хозяйства. Там сохранились колхозы, туда приходят агрохолдинги, там много фермеров. Активное население, уезжавшее из северных районов, помимо городов и их пригородов часто выбирало новым местом жительства именно эти области.
Наконец, республики Северного Кавказа, Сибири, Поволжья — во многом напоминают российское село 1950—60-х годов. Там дольше сохранялся положительный естественный прирост, еще много молодежи, люди готовы работать в сельской местности.
— Давайте рассмотрим подробнее социально-экономические процессы, которые протекают на каждой из этих территорий.
— Главное — понимать, что сельская местность вовсе не обязательно должна быть сельскохозяйственной. Население первой и второй зон выживает большей частью за счет охоты, рыболовства, лесных промыслов, добычи полезных ископаемых. Чем южнее, тем больше роль сельского хозяйства в экономике, тем активнее занято в нем население. Самые болезненные процессы протекают сегодня в Нечерноземье, откуда постепенно уходит сельское хозяйство, а люди и культурный пласт еще остаются.
— Вы досконально изучили российское Нечерноземье на примере Костромской области, которой посвящено несколько ваших исследований. Используем ее как модель.
— Для областей Нечерноземья характерны очень сильные демографические и экономические контрасты. Если в пригородах областных центров численность сельского населения почти не изменилась, то за пределами пригородов потери населения в ХХ веке были велики. И чем дальше от крупного города, тем хуже ситуация. Из периферийных районов уехало более 70% населения — прежде всего молодого и активного. А следовательно, и естественная убыль здесь выше.
Периферия остальных нечерноземных областей (так называемая глубинка, расположенная между пригородами крупных городов) — это территории с сильной депопуляцией населения. Но и оставшемуся населению из-за упадка сельского хозяйства и деградации советской промышленности в малых городах нечего делать. Примерно треть населения трудоспособного возраста в этих деревнях ничем не занята, преобладают пенсионерки-бабушки. А оставшиеся трудоспособные мужики зарабатывают «на отходе» в городах, причем половина — в Москве и Московской области. Необратимые изменения и с сельским хозяйством: катастрофически сократились посевная площадь и поголовье скота. Сегодня северная периферия сельского Нечерноземья отчасти выживает за счет леса. Еще с советских времен повелось, что каждый колхоз имел бесплатную делянку леса. На этом многие из них держались. В 2007 году новый Лесной кодекс уравнял сельскохозяйственные предприятия с другими арендаторами лесов, чем ускорил их банкротство. Сейчас оставшееся население выживает отчасти за счет сбора грибов и ягод.
— Чудовищное запустение периферии Нечерноземья создает ощущение, что сельская Россия вымирает. Так ли это на самом деле?
— Нет. Даже в областях Нечерноземья, в основном в пригородах региональных столиц, есть устойчиво развивающиеся районы. Это видно по многим индикаторам. Достаточно сказать, что в пригороде Костромы на четырех процентах территории области сосредоточено 20% ее сельского населения и 25% сельскохозяйственного производства. И предприятия в виде сельскохозяйственных кооперативов или новых агрохолдингов здесь сохраняются, и продуктивность выше. Казалось бы, какая разница корове, где пастись? А надои молока в пригородах Нечерноземья всегда выше в 2—3 раза, и даже урожайность зерновых выше. Главная причина все же в человеческом капитале, но и инфраструктура в пригородах лучше, и связи с городом крепче.
Хотя и глубинка не умирает полностью и оживает летом. «Высосав» население, Москва и Петербург направляют туда десанты дачников, которые не только концентрируются в садоводческих товариществах, но скупают пустующие дома, тем самым сохраняя и деревни. Только сколько их — никто не знает, администрации учет вести перестали. Кадастровые службы данных не дают. Также никто не знает, кроме жителей самих деревень, сколько местных жителей ездит «в отход» в города. И получается абсурд: деньги выделяют муниципалитетам на местное население, а его нет, зато живут подолгу горожане, зарегистрированные в Москве. Элементарный статистический учет всех этих массовых возвратных потоков давно назрел, хотя бы для того, чтобы понимать, что происходит в стране, где и сколько реально живет и работает населения.
В 2013 году мы с коллегами решили проехать по следам Радищева, посетили все бывшие почтовые станции, изучили районы вокруг и написали две книги о нашем путешествии из Петербурга в Москву спустя 200 с лишним лет. Когда едешь по трассе, видишь вокруг лишь зарастающие лесом поля, убогие деревни. Производство зерна и льна действительно ушло из-за низкой урожайности и нерентабельности. А производство мяса, например, увеличилось. Дело в том, что происходит смена типов хозяйствования — в эту зону между двумя столицами приходят крупные агрохолдинги. Зерно они выращивают в своих подразделениях на юге, а мясо и молоко производят здесь, ближе к потребителю. Ландшафт при новом типе хозяйствования выглядит иначе, чем при старом колхозном. Не нужно распахивать здесь огромные площади. Скот закупают породистый и держат беспривязно в новых модернизированных фермах. Тут же новые перерабатывающие молоко и мясо заводы. Но они в стороне от трассы, и современный путешественник их не видит.
Комментариев нет :
Отправить комментарий
Какие новости для Вас актуальны ?