Одна, но плазменная страсть

Вот неожиданно исчез на неделю Владимир Владимирович Путин.

А потом так же неожиданно появился.

Конечно, тут бы и начать рассуждать, почему он исчез, почему именно на неделю… Но делать этого мы не будем, хотя саму по себе такую манеру нельзя назвать позитивной: обычно такие вещи принято гражданам объяснять. Ну да бог с ним — исчез и исчез. Тут, мне кажется, важно обратить внимание на тех, кто был в эту неделю не за Кремлевской стеной, а перед ней.

Важно понять, как вело себя российское общество.


А оно, общество, всё съело.

Когда, после первых дней отсутствия, Кремлю стали задавать вопросы, оттуда ответили две вещи. Первая: мы к вопросам относимся спокойно. И вторая: те, у кого всякие «предположения», — у тех «весеннее обострение». Конечно, сия хамоватая язвительность адресовалась той узкой прослойке недовольных властью, которая «пятая колона», но слова-то были сказаны безадресно, всем. И слышали их представители прочей трудовой интеллигенции, рабочий класс слышал, слышало трудовое крестьянство. Всем им на закономерный человеческий интерес о том, не случилось ли вдруг что с президентом, было указано ни о чем не спрашивать. Не считаю, что подобное является нормой в современной стране, — но и не это главное. А главное — то, что, за исключением этой противной любопытной «пятой колоны», данное указание не вызвало в обществе никакой реакции.

Не спрашивать? И ладненько. И не будем.

Однако эта послушная позиция встревожила некоторых особо подозрительных и нервных аналитиков. Они стали задавать вопрос: вот это «молчание ягнят» — это пример любовного послушания или же преступное равнодушие?

Последнее предположить было странно, ибо рейтинги президента с каждым днем все выше и прыгают сейчас чуть ли не до девяноста процентов. Хорошо, давайте переведем рейтинги в количество граждан и представим себе, что шестьдесят процентов — нерешительны и боязливы. Но остаются тогда тридцать процентов, которые пойдут ради президента на все, хоть даже на смерть, — они встали утром и обнаружили, что их кумир исчез куда-то из публичного поля, никто им не говорит, где он, телевидение выдает какие-то старые съемки за новые, а всякие «национал-предатели» в Интернете разошлись до того, что хотят посмотреть балет «Лебединое озеро».

Тут бдительным нашим гражданам должен был бы вспомниться Горбачев в Форосе — согласитесь, у нас, в России, тьфу-тьфу, но может случиться всякое. И тут выйти бы на Красную площадь и громко так возопить: верните нам нашего любимого президента! Требование логичное, ибо последнее шествие «Антимайдана», который ждет, буквально вот-вот, пришествия Майдана, выглядело многочисленным и грозным: портреты президента несли как иконы, бородатые лидеры обещали любого вероятного врага порвать в клочья…

Но никто не вышел. Ни в одном городе огромной страны. Даже в Чечне.

Никто. Во всей великой России не нашлось ни единого человека, решившего искренне побеспокоиться о национальном лидере, за которого голосовали; за того, «кто и есть Россия».

Невероятно, правда?

Дальше — больше. Зарубежные телекомпании ходят по стране и спрашивают у прохожих об их отношении к «исчезновению» президента. Ответы потрясают. Прохожие мнутся, отводят глаза — их явно застигли врасплох: последние дни они о президенте вообще как-то не думали, да и казалось, что он тут, рядом… он же всегда был рядом, особенно по телевизору, каждый божий день в любой новостной программе. Любые новости — это Путин и «немного о погоде». Правда, сейчас чуть иначе: Украина, Путин и «немного о погоде». Поэтому прохожие отвечали: «Ну, если Путина нет, если он без объяснений отменил какие-то официальные встречи, то, значит, так надо! Там, наверху, знают, где он и что делает. У нас, слава богу, президенты просто так не пропадают! Может, он поехал куда-то, может, болеет. Если поехал, то вернется, если болеет — выздоровеет».

Но многие отвечали: «А зачем это вам знать, что я думаю?! Наш президент сам знает, где он. Когда ему надо — покажется!». «Сам знает», «когда ему надо» — так, смело, прямо в лицо иностранцам, и говорили.

Но и в разных ответах было общее: злоба и раздражение — прохожих бесило, почему их мучают вопросом о том, кто вечен, кто всегда рядом и кто… никак с ними не связан.

Да-да, именно так. Граждане как будто не понимали, что их спрашивают о живом человеке, который, возможно, попал в беду; о человеке, за которого они отдавали свой голос, которому вверили не только судьбу своей страны, но и ядерный чемоданчик. Отчетливо ощущалось, что прохожие воспринимают Путина как нереальное существо, как какого-то былинного богатыря, который в воде не горит и в воде не тонет.

Но так можно говорить только о том, с кем ты в реальной жизни ничем не связан.

И это правда, это факт: граждане России не связаны со своим президентом, как и с властью вообще.

У народа и президента нет общей жизни: народ считает упавшую зарплату в упавших рублях, а президент говорит, что даже не знает, сколько получает, — просто бросает деньги в ящик.

У граждан и президента нет общей жизни: они — в жилмассивах и деревнях, а он — то в Кремле, то в Ново-Огареве, то в Константиновском дворце. Конечно, это все не его, но так приятно перекантоваться подобным образом до пенсии, на которую когда захочешь — тогда и выйдешь.

У граждан и президента нет и общих героев: сразу после убийства Немцова президент почему-то награждает Кадырова. Логику тут и сам черт не разберет.

У народа и президента нет общих планов: народ работает, а потом мечтает поехать в отпуск. А власть…

Кстати, а кто знает планы власти?

Есть такие?

Известны текущие планы президента: противостояние американской экспансии, далее — Украина, есть еще чемпионат мира по футболу. Но война, холодная или горячая, никогда не были народными планами, а чемпионат мира… ну, какой тут общий план с нашим-то футболом?

А кто-то знает план, который бы объединил весь народ, — но план созидательный, наднациональный и надконфессиональный? Ну, дорогу какую-то построить — они у нас известно какие. Или вбухать деньги не в мост до Крыма, а например, в науку — построить свой коллайдер по программе импортозамещения.

Еще раз: знает ли кто-то о каком-то плане, который объединит страну не в ненависти к врагам, а в созидании?

Нет таких планов.

Помните, когда вы были маленькие и падали на детской площадке, то бежали к маме и кричали: «Мама!» Вы не кричали: «Василий Николаевич!» или «Товарищ Петров!» Потому что и Василий Николаевич, и Петров — бесконечно далекие от вас люди. Они вроде бы и есть: у товарища Петрова новый костюм и машина, а Василий Николаевич все обещает угостить конфетами...

Но вы кричите «Мама!», потому что именно она всегда рядом с вами.

Так вот, так называемое «исчезновение президента» — как оказалось, не опасное, временное, — невольно показало

истинную систему взаимоотношений власти и народа, и эта система ничуть не изменилась со времен Брежнева.

Перед нами все тот же «общественный договор»: власть не трогает нас, а мы позволяем ей делать все что заблагорассудится. Как и при Брежневе, Россия немножко где-то воюет. Как и при Брежневе, все немножко лгут — только тогда ложь называли «интернациональным долгом», а сейчас — «угрозой фашизма и Майдана»…

Говорят, что власть не «дают» — власть «берут». И в этом смысле осудить власть язык не поворачивается: она «гуляет» ровно настолько, насколько ей это позволяют граждане.

А они позволяют власти абсолютно всё.

И даже, шутки ради, сделать вид, что ее нет.

Матвей Ганапольский
Вот неожиданно исчез на неделю Владимир Владимирович Путин.

А потом так же неожиданно появился.

Конечно, тут бы и начать рассуждать, почему он исчез, почему именно на неделю… Но делать этого мы не будем, хотя саму по себе такую манеру нельзя назвать позитивной: обычно такие вещи принято гражданам объяснять. Ну да бог с ним — исчез и исчез. Тут, мне кажется, важно обратить внимание на тех, кто был в эту неделю не за Кремлевской стеной, а перед ней.

Важно понять, как вело себя российское общество.

А оно, общество, всё съело.

Когда, после первых дней отсутствия, Кремлю стали задавать вопросы, оттуда ответили две вещи. Первая: мы к вопросам относимся спокойно. И вторая: те, у кого всякие «предположения», — у тех «весеннее обострение». Конечно, сия хамоватая язвительность адресовалась той узкой прослойке недовольных властью, которая «пятая колона», но слова-то были сказаны безадресно, всем. И слышали их представители прочей трудовой интеллигенции, рабочий класс слышал, слышало трудовое крестьянство. Всем им на закономерный человеческий интерес о том, не случилось ли вдруг что с президентом, было указано ни о чем не спрашивать. Не считаю, что подобное является нормой в современной стране, — но и не это главное. А главное — то, что, за исключением этой противной любопытной «пятой колоны», данное указание не вызвало в обществе никакой реакции.

Не спрашивать? И ладненько. И не будем.

Однако эта послушная позиция встревожила некоторых особо подозрительных и нервных аналитиков. Они стали задавать вопрос: вот это «молчание ягнят» — это пример любовного послушания или же преступное равнодушие?

Последнее предположить было странно, ибо рейтинги президента с каждым днем все выше и прыгают сейчас чуть ли не до девяноста процентов. Хорошо, давайте переведем рейтинги в количество граждан и представим себе, что шестьдесят процентов — нерешительны и боязливы. Но остаются тогда тридцать процентов, которые пойдут ради президента на все, хоть даже на смерть, — они встали утром и обнаружили, что их кумир исчез куда-то из публичного поля, никто им не говорит, где он, телевидение выдает какие-то старые съемки за новые, а всякие «национал-предатели» в Интернете разошлись до того, что хотят посмотреть балет «Лебединое озеро».

Тут бдительным нашим гражданам должен был бы вспомниться Горбачев в Форосе — согласитесь, у нас, в России, тьфу-тьфу, но может случиться всякое. И тут выйти бы на Красную площадь и громко так возопить: верните нам нашего любимого президента! Требование логичное, ибо последнее шествие «Антимайдана», который ждет, буквально вот-вот, пришествия Майдана, выглядело многочисленным и грозным: портреты президента несли как иконы, бородатые лидеры обещали любого вероятного врага порвать в клочья…

Но никто не вышел. Ни в одном городе огромной страны. Даже в Чечне.

Никто. Во всей великой России не нашлось ни единого человека, решившего искренне побеспокоиться о национальном лидере, за которого голосовали; за того, «кто и есть Россия».

Невероятно, правда?

Дальше — больше. Зарубежные телекомпании ходят по стране и спрашивают у прохожих об их отношении к «исчезновению» президента. Ответы потрясают. Прохожие мнутся, отводят глаза — их явно застигли врасплох: последние дни они о президенте вообще как-то не думали, да и казалось, что он тут, рядом… он же всегда был рядом, особенно по телевизору, каждый божий день в любой новостной программе. Любые новости — это Путин и «немного о погоде». Правда, сейчас чуть иначе: Украина, Путин и «немного о погоде». Поэтому прохожие отвечали: «Ну, если Путина нет, если он без объяснений отменил какие-то официальные встречи, то, значит, так надо! Там, наверху, знают, где он и что делает. У нас, слава богу, президенты просто так не пропадают! Может, он поехал куда-то, может, болеет. Если поехал, то вернется, если болеет — выздоровеет».

Но многие отвечали: «А зачем это вам знать, что я думаю?! Наш президент сам знает, где он. Когда ему надо — покажется!». «Сам знает», «когда ему надо» — так, смело, прямо в лицо иностранцам, и говорили.

Но и в разных ответах было общее: злоба и раздражение — прохожих бесило, почему их мучают вопросом о том, кто вечен, кто всегда рядом и кто… никак с ними не связан.

Да-да, именно так. Граждане как будто не понимали, что их спрашивают о живом человеке, который, возможно, попал в беду; о человеке, за которого они отдавали свой голос, которому вверили не только судьбу своей страны, но и ядерный чемоданчик. Отчетливо ощущалось, что прохожие воспринимают Путина как нереальное существо, как какого-то былинного богатыря, который в воде не горит и в воде не тонет.

Но так можно говорить только о том, с кем ты в реальной жизни ничем не связан.

И это правда, это факт: граждане России не связаны со своим президентом, как и с властью вообще.

У народа и президента нет общей жизни: народ считает упавшую зарплату в упавших рублях, а президент говорит, что даже не знает, сколько получает, — просто бросает деньги в ящик.

У граждан и президента нет общей жизни: они — в жилмассивах и деревнях, а он — то в Кремле, то в Ново-Огареве, то в Константиновском дворце. Конечно, это все не его, но так приятно перекантоваться подобным образом до пенсии, на которую когда захочешь — тогда и выйдешь.

У граждан и президента нет и общих героев: сразу после убийства Немцова президент почему-то награждает Кадырова. Логику тут и сам черт не разберет.

У народа и президента нет общих планов: народ работает, а потом мечтает поехать в отпуск. А власть…

Кстати, а кто знает планы власти?

Есть такие?

Известны текущие планы президента: противостояние американской экспансии, далее — Украина, есть еще чемпионат мира по футболу. Но война, холодная или горячая, никогда не были народными планами, а чемпионат мира… ну, какой тут общий план с нашим-то футболом?

А кто-то знает план, который бы объединил весь народ, — но план созидательный, наднациональный и надконфессиональный? Ну, дорогу какую-то построить — они у нас известно какие. Или вбухать деньги не в мост до Крыма, а например, в науку — построить свой коллайдер по программе импортозамещения.

Еще раз: знает ли кто-то о каком-то плане, который объединит страну не в ненависти к врагам, а в созидании?

Нет таких планов.

Помните, когда вы были маленькие и падали на детской площадке, то бежали к маме и кричали: «Мама!» Вы не кричали: «Василий Николаевич!» или «Товарищ Петров!» Потому что и Василий Николаевич, и Петров — бесконечно далекие от вас люди. Они вроде бы и есть: у товарища Петрова новый костюм и машина, а Василий Николаевич все обещает угостить конфетами...

Но вы кричите «Мама!», потому что именно она всегда рядом с вами.

Так вот, так называемое «исчезновение президента» — как оказалось, не опасное, временное, — невольно показало истинную систему взаимоотношений власти и народа, и эта система ничуть не изменилась со времен Брежнева.

Перед нами все тот же «общественный договор»: власть не трогает нас, а мы позволяем ей делать все что заблагорассудится. Как и при Брежневе, Россия немножко где-то воюет. Как и при Брежневе, все немножко лгут — только тогда ложь называли «интернациональным долгом», а сейчас — «угрозой фашизма и Майдана»…

Говорят, что власть не «дают» — власть «берут». И в этом смысле осудить власть язык не поворачивается: она «гуляет» ровно настолько, насколько ей это позволяют граждане.

А они позволяют власти абсолютно всё.

И даже, шутки ради, сделать вид, что ее нет.

Матвей Ганапольский