Назад, в 90-е

В конце прошлого века купить джинсы и дублёнки нигде, кроме как на рынке, было невозможно. Сейчас население одевается в магазинах, торговых центрах, интернете или шоу-румах в зависимости от того, на что хватает средств.

Однако рынки одежды не умерли, а продолжают жить своей колоритной жизнью. Корреспондент АиФ.ru посетила один из старейших вещевых базаров Челябинска, примерила сапоги, поставив ноги на картонку, и даже купила кое-какую вещь, которую вряд ли встретишь в магазинах.


Срок жизни — пока не купишь

«Мама, вот какую куртку я хочу! — закричала моя дочь, когда мы шли мимо вещевого базара. — У неё в завязки у капюшона продёрнуты наушники!». И мы, неожиданно сменив маршрут, завернули в торговые ряды.

Здесь всё, как было лет 10-20 назад. Ряды всевозможных товаров разных цветов и размеров, от детских пластмассовых игрушек до дублёнок. Сверху рынка — навес, чтобы в случае дождей товар не пострадал. На вешалках в ряд, друг над другом, висят кофты, блузки, рядом — бюстгальтера, у следующего продавца — брюки, легинсы, колготки.

Идём к запавшей в душу дочери куртке. На нас буквально набрасываются две улыбчивые продавщицы, с виду — представительницы Кавказа или Средней Азии: «Какой надо цвет? А размер? Вот, смотри эту чёрненькую, она называется „фонарик“, самый модный сейчас фасон, нравится? Померь, давай, за примерку денег не берём, мы найдём и больше, и меньше».

Под щебетание, из-за которого просто неудобно развернуться и уйти вон, дочь тянет сине-красную куртку.

«О, эта вообще крутая, — тут же находит нужные слова продавец постарше. — Это последний писк. Московского производства».

Очевидно, «московское производство» должно произвести на покупателя неизгладимое впечатление. Видимо, торговцы привыкли, что посетители рынка «слаще» самых дешёвых китайских подделок ничего не носили.

Дочь надевает куртку. Она впору. Но я советую примерить какие-то ещё модели, которых тут не десятки, а сотни. Ребёнок стоит на своём: наушники продёрнуты только в этой.

Продавщицу осеняет: на этом гаджете можно сыграть! Она с непередаваемым, исполненным гордости за товар видом произносит что-то типа «эксклюзивная модель, чудо технической мысли». Дочь бормочет: «Надо же, а у Алёны из класса тоже такая есть». На помощь продавщицам моментально бежит мужчина, очевидно, чей-то муж. Они понимают, что мы будем куртку брать, а значит, товар надо нахваливать со всех сил, втроём: «Просим 5800, дорогая, но тебе уступим. Ребёнку дорого, конечно, на два сезона». Аналогичный товар в многочисленных торговых центрах не стоит и трёх тысяч. «Но он без наушников ведь», — вцепилась в рукав дочь. Я стою на своём: за две куплю, и ни рублём больше. Продавец начала давить на жалость, мол, аренда дорогая, на улице холодно, товар хороший, покупателей мало, жить не на что.

В наш с продавцами спор вклинивается проходивший мимо старичок. Он понял — особенность данной куртки именно в какой-то чудесной проволоке, протянутой в капюшон: «Так ты подумай, прежде чем купить. Оно ж тут на рынке всё работает, пока деньги не отдашь. Как только купил — пиши пропало. И внуку машинку покупал, сразу заводиться перестала. И жена моя очки как-то брала, до дома дошли, дужка отпала».

Потихоньку отстраняя деда от нас, продавец произносит: «Ладно, 2300». «Нет с собой», — смеюсь я. Нам заворачивают куртку, дочь хватает её, надевает и отправляет наушники в уши. Мы отходим пару шагов, как она произносит: «Мам, один из них не работает».

Всё тот же дед с улыбкой качает головой, мол, я же говорил: «И кто тут за этот базар отвечает? Они вам деньги вернут? Вряд ли по-хорошему». А ребёнок умоляет, мол, и один наушник — очень даже хорошо и круто, и слышно, и нет проблем.

«У нас аренда двадцать тысяч в месяц, — начинает канючить продавец, что постарше. — Ой, как жить, не знаю, я вот только гражданство оформила, столько денег истратила, а где мне здесь работать, как не на рынке? У меня три дочки. Старшая в институте, учить надо её, платим по сто тысяч». Одним словом, поменять куртку не на что. Куда деваться, пусть остаётся такая, с одним работающим наушником.

К прилавку с куртками подходят люди. Сезон, товар пользуется спросом. Некоторые примеряют, большинство рассматривает внимательно швы изделий и отправляется дальше.

Армянкам дешевле

«Ты армянка?», — не успели оглянуться, как пышногрудая продавец с соседнего ряда схватила за рукав. «Нет, а что», — несмело отвечаю. «Не бойся, я только спросить, — вкрадчиво шепчет она. — Иди скорее, покажу тебе, я сама хозяйка, съездила на родину, почти по своей цене продаём». «Да что смотреть-то?», — допытываюсь я. «Ну лифчики, трусы, всё красивое, модное», — зазывает торговка.

Перед глазами всплыла картина из 90-х. За замусоленной, видавшей виды шторкой, прицепленной бельевыми прищепками к металлической конструкции, мелькают голые руки женщины. По очертаниям было совершенно ясно, что она, как 20 лет назад, в −5 на улице, примеряет на голое тело бельё. «Подожди, вот там же есть примерочная, — кричит продавец. — Оставь деньги за вещи, иди и померь, не подойдут — обратно принесёшь».

Около рядов с игрушками не видно ни одного покупателя: слишком уж откровенно «китайщина» предлагается детям. Но над товаром красуется объявление, написанное на листе бумаги: «Руками не трогать». Такая странная маркетинговая «фишка» — предлагается купить игрушку, не повертев её в руках.

Лёгким движением руки...

Чуть поодаль раскинулся целый город ковров. Здесь же, на заржавевшем оверлоке, обрабатывает края продавец напольных покрытий. Молодой человек приговаривает, зазывая покупателей, мол, здесь не хуже, чем в салонах, и доставка имеется, и выбор большой. Как же он все эти махины шириной по 6 метров на ночь прячет, когда рынок не работает? Или так и лежат ковры-паласы, дожидаясь первых посетителей, на базаре, который не закрывается.

«А они у меня ковры-самолёты, — смеётся продавец. — Сами взлетают и прячутся от коров. Есть, конечно, охрана, так бы тут все вещи разворовали. Никто домой не уносит товар, а я паласы складываю под замок вон в тот ангар. Гораздо страшнее, когда ливни сильные идут, конструкция протекает. Никто же тут швы не заделывал в шатре». Молодой человек позвал из ковровых закромов своего приятеля, который сменил его за оверлоком, а сам побежал за обедом. Так же, как двадцать лет назад, по базару ходят женщины в годах с большими сумками и телегами, предлагая порции домашней еды. Чуть поодаль, грязными руками, на стуле не первой свежести, с пластиковой тарелки с удовольствием уминал гречку с котлетой продавец пуховиков в замасленной телогрейке.

Рядом с коврами раскинулись горы обуви. Примерять кроссовки и туфли предлагается на едва живом стуле, среди пустых коробок. Ребёнку приглянулись розовые ботинки на межсезонье.

«Проходите, смотрите, — тотчас соскочил со стула торговец. — Есть всё, абсолютно всё».

Дочь протянула руку и перевернула сапоги. На них значился размер 38, а ей нужен 39. В глубине души я посмеивалась над стремлением ребёнка одеться на рынке, а с другой стороны, детям вещи покупаются на пару сезонов, так какая разница, где купить сапожки, если через полгода они станут малы или придут в негодность.

«Мерь эти, — настаивал торговец. — Они „большемерки“».

Обувь явно была мала. Предприимчивый продавец бросился нахваливать модель, уверяя, что она сядет по ноге и ещё будет велика, называя откровенный дерматин натуральной кожей, обещая, что на всем рынке такой модели 39 размера нет. Я примерила ботинок, как делала это в детстве и юности, прямо на асфальте, и убедилась, что обувь маленькая. Но просто так отпускать и без того редких покупателей торговец был не намерен: «Хотите 38,5?». Молодой человек взял оба ботинка в руки, свернул за киоск, и я увидела, как он старательно тянет и мнёт обувь, засунув в неё ладонь. Парень вернулся через минуту и протянул ту же самую обувь со словами: «Вот, это другие. 38,5. Хоть и написано 38, потому что 38,5 писать нельзя». Паренёк понял, что мы не попадаемся на его уловки, и предпринял последнюю попытку: «Вы не покупайте ребёнку обувь впору, надо меньше брать, а то у неё нога ещё больше вырастет».

Не зря пришли

Когда мы выходили с рынка, я объясняла ребёнку, почему, если есть возможность, лучше покупать товары с гарантией, пусть и дороже. Если в восточных странах торговаться на базарах — одно из местных развлечений, то у нас продавцы злятся и раздражаются, если их просят
сбавить цену. Вернуть или обменять товар практически невозможно. Как вдруг, уже у самых дверей, мы натолкнулись на небольшой прилавок с телевизионными пультами. Ни на что особенно не надеясь, я показала продавцу фото старенького телевизора на телефоне, оставшегося в память от покойного папы. Пульт от него давно утерян, найти новый я не смогла ни в одном специализированном магазине. Продавец склонился над огромной клетчатой сумкой, в которой челноки из 90-х возили товар из Турции и Польши, и протянул точно такой пульт, какой был у нас раньше, сказав, что он, конечно, к телевизору подойдёт, но если нет — продавец всегда на месте, и я могу сдать или обменять товар.

Для меня посещение рынка превратилось в воспоминания прошлого. Куртку дочь носит, хотя в нескольких местах уже появились нитки, а шнур от наушников то и дело вываливается из капюшона гораздо больше, чем нужно. Но на рынках всё-таки бывают хорошие находки. Пульт работает, как родной.
 «Аргументы и Факты»